Свобода была очень короткой, как вспышка фейерверка в летнюю ночь.
Наша разномастная компания стояла в празднично убранном саду: столы, пироги, гирлянды, фонарики. Чьи то стихи, вроде должны были быть так к месту. И ящик бутылок — особая гордость из президентского запаса! И ни одной бутылки шампанского мы не открыли.
Неловкая пауза, гости снимают забавные маски: зайчики, мишки, пираты и супермены, мартышки в очках. И все удивлённо вздыхают — мы готовили этот праздник детьми, мечтали отметить взросление, отметить Свободу.
И вот мы взрослые оказались на этом детском утреннике, шоколад, хлопушки и шампанское — что с этим всем делать?
Я честно попытался прыгать на батуте и распевать: «Я свободен!». Минута, две, десять — никакого эффекта.
Мы бежали как оголтелые к этой Свободе и вот она свершилась — тотальная, честная, убедительная… И мы в недоумении опустили руки. Всё вокруг: ночь, праздничное убранство и мы — всё было прозрачным и честным, ясным и равнозначным.
Вот мы и застыли, кто где был — в честности и равнозначности. Как в древней игре: «Море волнуется. Три. Морская волна замри!»
Но прежде чем это случилось, кто-то успел поджечь петарду, и в глубоком молчании она взорвалась над головами ярким светом.
Эта вспышка пробудила в нас память о силе и красоте света. Это было инсайтом, откровением. Все обратили лица вверх. Теперь никого не интересовала Свобода — все жаждали только служить Свету.
И с этого момента праздник снова ожил, но он был совсем другим — не громким, а тихим, не искристым, а наполненным. И самое главное: с тех пор праздник не заканчивался уже никогда, сама жизнь и стала праздником.
